- Харлин Франсис Куинзел, - медленно произносят узкие губы, окрашенные в алый цвет стойкой помады. Не совершенные, такие губы не вызывают желания, они не приковывают мужских глаз, не уносят в вязкие просторы воображения, впрочем, как и вся их невзрачная хозяйка. Голубые глаза смотрят в одну точку, в ямочку между ключиц, но периферически видят всю картину. Высокая, немного вытянутая фигура, обтянутая в черную ткань юбки карандаша, совсем маленькая грудь, искусственно увеличенная правильно подобранным бельем и подчеркнутая вырезом белой блузки. Тонкие запястья с массивными часами, наверняка купленные на рынке подделок, но выдаваемые за оригинал. Русые волосы собраны в тугой хвост на затылке, а все это дополняет тонкая черная оправа очков, которые обладательнице совсем не нужны, обманный маневр, чтобы казаться более умной. "Подде-е-лка," - тянет мысленный голос, а Харли хочется смеяться. Доктор Арлин Кук смотрит в ее дело ленивым взглядом, закинув ногу на ногу. От нее исходит уверенность, хотя даже имя не настоящее, - Харли Куинн.-  -Подражательница, - негромко хмыкает блондинка, запрокидывает голову и смеется. Забавно видеть себя из прошлого, вот только одно но, она была идеальной, она была той, кем все восхищались, она была оригиналом во всем своем воплощении, а это... если бы Харли могла, она бы вывернула все содержимое желудка на этот идеально гладкий стол между ними. Ах, нет, она бы лучше раскрасила это неприметное личико сломанным носом. - Прости, что ты сказала?- Доктор отвлекается от ровных машинописных букв и поднимает свои карие глаза на блондинку. - Я спросила, перед кем ты раздвинула свои варикозные ножки, чтобы попасть в эту комнату? - Арлекинша откидывается на спинку металлического стула и показательно разводит колени, затянутые в оранжевую робу. Скрещенные конечности, признак неуюта, признак скрытности перед собеседником, но блондинку девица напротив ничуть не смущает. Тело отзывается тягучей фантомной болью в тех местах, где кости были сломаны, но малышка Харли не позволяет себе поморщиться, - я думала они пришлют ко мне кого-то более квалифицированного, но Аркхэм не учится на своих ошибках. - - Да как ты смеешь! Я квалифицированный психиатр, - восклицает Арлин, сильнее сжимая в своих пальцах дело своей пациентки. - Первая ошибка - оправдания, - заключенная слегка качает головой, - неумеха, ну правда. Психиатр никогда не должен показывать свои эмоции перед пациентом, а уж тем более оправдываться. Оправдания, они ведь сродни признанию. Так кто залез под твою юбочку, Арлин Кук? Кто у нас сейчас глава этого дурдома? Их имена так часто меняются, но картинка все та же: невысокий, заплывший жиром, лысеющий и женатый, имеющий склонность к молодым практиканткам, которые готовы на все, ради удачной карьерной лестницы. И член то у него, наверное, маленький. Но он же важная шишка, таких данный факт не смущает, ведь ему даст каждая, ради мнимой возможности взлететь вверх. Смешно и иронично, я же тоже когда-то верила, что нет ничего важнее карьеры... или мне казалось, что я в это верило. Знаешь ли, я плохо помню ту мою жизнь. Лож, самообман, ломания себя изнутри. Социальная клетка, смазанные маски, навязанные обществом. Сейчас я свободна, сейчас я дышу полной грудью и вижу всю картинность вашего существования. Но, что это я распинаюсь, тебе же не понять. - Глаза напротив затягиваются поволокой злости и обиды. Ударила в самое уязвимое место, надавила на больную мозоль. Арлин взметывается вверх, упираясь в гладь холодного стола своими трясущимися руками. Больше не может сидеть, эта пытка. Прячет обиду за яростью. Так проще, так делают все люди, намеренно полагая, что так они защищают свою уязвленность от посторонних глаз. Но голубая радужка проходит насквозь, проникает глубоко под слои штукатурки. Доктору не скрыться, они поменялись местами. - Ошибка номер два - злость, - Харли все так же спокойна. Ее голос не дрожит, ровный и поучающий. В конце-то концов, нужно учить этих шкодливых щенков уму разуму, - психиатр не имеет правда поддаваться на провокации больных, тебя этому не учили? Психиатрический сеанс - это очень тонкая грань. Психически не здоровые люди способны... - - Заткнись! - Брюнетка психует, прерывая Харли на середине предложения. Арлекинше это не нравится, она морщится, но не более. Кук это бесит, Кук хочется расцарапать ей лицо, заставить ее заткнуться, показать ей ее место, - кто ты такая, чтобы учить меня? Грязная шлюха безумного Клоуна! Прирученная шавка, которую поимели и выбросили на улицу. Где он сейчас? Да наверное уже другую нашел, такую же никчемную, как и ты. Поиграет, приучит слизывать кровь со своих ботинок и тоже выбросит. Такие как ты - расходный материал, игрушки, которым можно откусить голову и выбросить... - Кричит, брызжет слюной. Она так напряжена, что глазное яблоко покрывается сеткой красных капилляр. Блондинка опускает голову, скрывая свое лицо за шторкой светлых волос. Арлин кажется, что она попала в точку. Да, ей под угрозой жизни запрещено говорить Арлекинше, что Клоун мертв, но это и лучше. Это ведь будет еще больнее для его прихлебательницы? Ведь так? - Ты обычная падаль, которую он подобрал для своих адских извращенных игрищ. Любит тебя? Да ты просто идиотка, раз верила в это. Ты никто, пустое место. И чем все кончилось? Ты теперь всю жизнь будешь гнить здесь, а он о тебе даже не вспомнит! - Она упивается опущенной головой собеседницы, она чувствует вкус победы на языке. Растягивает губы в улыбке, от чего те если бы не алая помада, почти померкли бы на фоне отвратительной белой кожи с оттенком желтого.  - Ошибка номер три,... - Арлекинша поднимает голову и смотрит на психиатра в упор, которая в ту же минуту замирает. Резкое движение, удар прямо под дых, но не смертельное. Благодаря своей супер силе Харли могла бы убить ее одним ударом, переломав ей позвоночник, но у нее другие цели. Она хочет заставить ее помнить все. Хочет, чтобы эта никчемная девка просыпалась каждую ночь от кошмаров, в которых бы были ее голубые глаза. Хочет стать ее наваждением. Доктор сгибается пополам, почти перевешивается через стол. Харлин хватается зубами за мочку женского уха и комнату заполняет дикий крик. Надрывный, ласкающий, пробуждающий в Арлекинше то, что уже успело задремать за долгие курс реабилитации ее тела, - не стоит так близко приближаться к пациентам. Ведь психи же.- В комнату врывается охрана, наносит методичные удары шокером под ребра непослушной заключенной, а та лишь смеется. Чистый смех, рожденный весельем. Арлин стоит прижавшись к стене, по ее шее стекает струя алой крови, пачкая собой белоснежный врачебный халат. Доктора что-то говорят ей, но она словно в трансе, смотрит в голубые глаза, утопает в них. Чувствует что-то липкое, что наползает на ее разум. "Проиграла, впервые... " - вертится в ее голове, но почему-то от этого внутри становится так легко. Кумир был выбран правильно, не ошиблась. Харли может быть и безумна, но она достойна уважения. - Идем, - чья-то рука сжимается на ее локте и тянет прочь, но Арлин все равно, даже через плечо смотрит на свою пациентку. Это было их первое знакомство, но Кук хочется верить, что не последнее. Интерес, дикий и необузданный, с привкусом грядущего ликования. Это было сражение, которое она проиграла, но победа в войне будет за ней, -...ты больше не будешь врачом Харлин.- Хлесткий удар по нервам, пробуждает ее из транса собственного сознания. Сердце начинает биться быстрей, а комок в районе диафрагмы болезненно сжимается испугом. - Как? Почему? - На автомате принимает бинтовую салфетку с антисептиком, прикладывает к откушенной мочке и шипит, но все ее внимание приковано к старшему врачу данного отделения Аркхэма, который устало протирает очки куском своего больничного халата. -Я,.. это все ничего не значит, это такая тактика! Я сломаю ее, вот увидите, она еще ползать передо мной будет, рыдать и захлебываться соплями, рассказывая все свои горести. Я вскрою ее, выпущу всю чернь и она станет нормальной.- - Ты то? Да не смеши, это она тебя вскроет и вывернет наизнанку. Вон, уже даже дыру проделала, некая заготовка, -  темная фигура отрывается от стены подает голос. Женщина, с гордо расправленными плечами. От нее исходят холодные волны уверенности. Перед такими все встают на колени, такие всегда получают все, что хотят, но они прокладывают свой путь не через постель, такие идут по головам, - меня зовут Аманда Уоллер и с этой минуты Харлин Франсис Куинзел принадлежит Белль Рив. - Женщина передает конверт с бумагами главе отделения, по военному разворачивается на каблуках и двигается прочь. Арлин сжимает ладони в кулаки, впивается наращенными ногтями в мясистую часть. Что-то кричит вслед, но удаляющаяся фигура даже и виду не подает, что обращаются к ней. Аманда все сказала, остальное лишнее. Приказы не обсуждаются. Арлин хочется разрыдаться, хочется капризно топнуть ножкой, но вместо этого, психиатр лишь обессилено опускается на холодную плиточную кладку пола. Все же это была их первая и последняя встреча, все же это было не сражение, а война. Проиграла.

Всем нравится романтичная сказка о любви с первого взгляда. Сказка, где чудовище очаровало хрупкую принцессу, заставило ее сердце биться быстрее. Верят, что дело только в любви, ее устрашающей силе свести с ума. Но только Харли знает, что это не  так. Ведь это ее история из настоящего, а не сказка с красочных страниц книги для детей, где все истории заканчиваются пресловутым жили долго и счастливо. В жизни так не бывает. Когда она увидела его впервые, через толстое одностороннее стекло его камеры, тошнота подступила к горлу и ей пришлось преодолеть несколько длинных коридоров до дамской комнаты. Ее рвало и выворачивало наизнанку, пока перед голубыми глазами мелькало лицо настоящего бездушного чудовища и его шрамы. Он пугал ее как и всех, но и будоражил. Она не строила иллюзий на его счет, но и старалась не искать оправданий его поступкам. В конечном итоге Джокер был просто человечком, очередным психом, просто более удачливым и изобретательным. 
Она не влюбилась в него с первого взгляда, она не пала к его коленям с первых же его слов, такое бывает лишь в дешевых романах для заплывших жиром домохозяек. Смешно и грустно. Сначала Джокер молчал, только смотрел и теребил языком свои шрамы. Он изучал ее, он искал место, куда бы удобнее было цапнуть, куда бы вонзить свои острые зубы, с чего бы начать раздирать по кусочкам, ведь делал так со всеми, так почему эта девчонка должна быть исключением? Но ведь стала же. "Харлин, ты особенная," - всегда говорил ей отец, запуская пятерню в длинные волосы и взлохмачивая их пальцами. Был прав, не ошибся, особенная.
Всю свою сознательную жизнь она старалась быть идеальной. Некой девочкой-соседкой, которой восхищаются, в которую влюбляются, которую все хотят, а она выбирает лучшего. Того, который купит ей огромный дом с белым забором и идеально подстриженным зеленым газоном, типичный образ идеальной жизни среднестатистического американца. И Харли стремилась к этому, не хотела, но стремилась. Стягивала бедра раздражающе тугой тканью и надевала высоченные каблуки, которые раздирали чувствительную кожу ног в кровь. Она делала это, но так ненавидела. Птичка, загнанная в клетку. Она была готова улететь, была готова распахнуть свои крылья и стать свободной. Возможно она бы не прожила там долго, но она бы почувствовала себя существующей, почувствовала себя живой. Нужен был ключ, которым и стал мистер Джей. Кровавый Клоун не только отварил ее клетку, он так же и стал ее проводником в этом темном мире. Он ее Харон, он ее Миссия. Открыл глаза, научил дышать и видеть мир настоящим.
Нет, она не влюбилась в него с первого взгляда, она полюбила его потом, позже. Когда он впервые поцеловал ее, Харлин снова чуть не стошнило. Но она не могла позволить себе оттолкнуть его. Еще ведь не отвыкла от идеальности, дурочка. Сама виновата, нужно скорей снимать с себя эту дрянь, стирать остатки прежней жизни и полностью погрузиться в эту тягучую и холодную темноту. Мир Клоуна стал ее миром, забирала его печаль и злость в себя. Джокер не счастливый клоун, в нем грусти больше чем веселья, просто это внутри, за его подсознанием. Его руки постоянно были на ее теле, иногда буквально, иногда сияющими пятнами синяков. Но, не смотря на всю боль, и физическую, и моральную, которую ее Клоун причинял ей, Харли все равно была счастлива. Ведь когда все прожектора гасли, а последний посетитель кровавого шоу покидал зрительный зал, они оставались вдвоем. Она видела его настоящим, видела его человечным насколько это возможно. В конце концов Джокер тоже принимает ванну, Джокер тоже просыпается от кошмаров, Джокер тоже ест, пьет, бреется и ему тоже нужно красить волосы. Только ей он позволял прикасаться к своим ранам, только она могла усесться к ему на колени верхом и зализывать его боль. Нет, Харли не тешила себя надеждами, что это любовь. Джокер не способен на это чувство, это что-то иное, более глубокое. Да и плевать, ее любви хватило бы на двоих...
...так она думала раньше.
- Оу, бывших? Ты так быстро сняла меня со счетов, малышка? Мм, неужели... неужели я тебя чем-то обидел? - Быстро? О нет, она долго верила в него, долго кормила себя иллюзиями, только вот они треснули осколками, впивающимися во внутреннюю часть щеки и язык. Она давилась ими, разрезая пищевод. Отравляла себя этими ядом, пока не очнулась.
Харли хорошо помнит тот день, когда узнала, что Джокера больше нет. Вы знаете, самое страшное не боль или же злость, их бы она пережила, но это был вакуум, чувство бесконечного падения вниз. Ее падение было долгим и тягучим. Все изменили родные тонкие руки, которые обняли ее за плечи, прижали к груди и позволили достигнуть земли. Тогда мыльный пузырь лопнул, а Харли распахнула свои губы и завыла. Это был самый страшный звук, который Памела когда-либо слышала. Звук полнейшего отчаяния.
- Мальчиков я мог наказать и без моего личного... мм, уча-астия, дорогая Харлин, - Клоун снова играет в свои любимые игры, не замечая, что его зрительница слишком устала от них. Уж лучше бы ударил, как всегда. Это помогло бы Харлин собраться воедино. Боль всегда приводила ее в чувство, побуждала к действию, помогала. А боль от его рук, так еще и возбуждала, возносила к небесам.
Его губы так близко, Арликинша чувствует колыхания воздуха от его дыхания. Но ведь это только почти. Резко подается назад. Да, правда, лучше бы ударил, чем так.
Чувства, их так много, и они так противоречивы. Харли пытается с ними справиться, но они накатывают на нее волнами, утягивают за собой в бурлящую пучину из которой она только недавно смогла вырваться, и вот опять. "Ненавижу, я тебя ненавижу, " - крутится в голове, словно эти слова могут ее защитить. Но они, увы, не волшебное защитное заклинания от зловещего монстра. Защиты нет, она оголенный нерв. Кажется, можно еще немного надавить и она лопнет, разлетится блестящим фейерверком.
Касается своими пальцами плеча, много говорит, наслаждается своей игрой и смеется. Соскучился же по своим представлениям, но не по ней. Ее он даже не вспоминал. Она знает это так же хорошо, как и то, что "как прежде" не будет. Делает шаги от нее, прочь. Раньше бы испугалась, что уйдет, потянулась бы за ним, но теперь ей хватает смелости выдержать время. Да и куда он сейчас уйдет, когда им обоим нужно что-то сделать с тем, к чему пришли. И как бы Джей не кичился, как бы не ерошился, сейчас между ними повисло сложное решение. Вместе или порознь. Он то уверен, что стоит ему поманить, как его верная шавка побежит за ним. Вот только кровавый Клоун заигрался в свои игры, перетянул, слишком надолго отпустил погулять свою зверюшку с пережатым ошейником. А она успела не только попробовать это пресловутое "как бывает иначе", но и войти во вкус.
Медленно оборачивается, равнодушно смотрит во мрак дула, а мысленно надеется, что вот сейчас то все и закончится. Харлин не боится смерти, больше не боится. Смерть сейчас была бы прекрасным подарком. Ведь тут столько боли, а там сплошное спокойствие. Да и что может быть романтичнее смерти от его рук. Не пародии, а именно смерти.
-Всего лишь шутка, а жаль... - Ее голос негромкий и серьезный. Вся спесь пала, ей надоело играть. Даже голос наполняется глубиной. Она больше не скрывает своего плачевного положения, - но ты ведь и не сможешь этого сделать, а Джей. Ты можешь врать всему миру, что ты ничего не боишься, но я то знаю твой единственный страх, и именно поэтому ты меня так сильно ненавидишь, поэтому одно мое существо тебя раздражает, но вот убить ты меня так и не смог. Хотел бы, давно выстрелил в голову. Ведь, какой-бы сильной я не была, от пули в висок мне не спастись. Ты боишься одиночества, боишься того, что тебя все забудут. Поэтому я была тебе нужна, та, что всегда будет слепо верить в тебя, та, кто всегда будет тебя помнить. Я - напоминание людям, о твоем величии. Этакий злодей, искалечивший прекрасную деву. Смотрите все, я и с вами могу такое сделать. Но мы же знаем, что не ты был тем, кто сломал меня, я уже была такой, ты только показал мне иной путь. И я отблагодарила тебя сполна. -
Харли дотрагивается ладонью до кисти, покрытой полотном из вырезанных ромбов. Измученно улыбается. Она хорошо помнит, как Джей подарил их на одну из годовщин ее безумия, ее свободы. Педантичные ровные движения и металлический запах крови. Она пищала от боли, а он хохотал, сбрызгивая раны алкоголем. Одно из самых прекрасных ее воспоминаний.
- Но вот в чем соль то, ты исчез и все о тебе забыли. Твоим именем больше не пугают детей, твое лицо больше не приводит в ужас местную полицию, не раздражает твоих былых соперников, а Бэтмен нашел себе новое развлечение в виде Супермена. И только я помнила о тебе, только я хранила твое лицо в своем сердце, хотя ты этого и не заслужил. Я не верила в твою смерть, день за днем ждала, что вот сейчас ты придешь, но ты не пришел. И я перестала ждать. Научилась жить без тебя, я поборола свою зависимость. Хочешь вернуть свой город? Вперед, но пожалуй в этот раз без меня, - Харлин собирается с силами, дотрагивается до груди. Должно быть больно, но нет. Ничего не чувствует. Больше нет ненависти, больше нет злости, только усталость. Наигралась в сильную, ведь она не такая, она просто хочет взаимности, хочет быть нужной и необходимой, - и нет, это не шоу в твою честь, это шоу в честь этих мертвых ребят и в честь меня. Мне нужно было их убрать, таков план, не больше не меньше. Сегодня  последнее представление Арлекина, сегодня мое прощание с красным. Завтрашний день должен был начаться с зелени, но ты, как всегда, умудрился перевернуть все верх дном.-
Харлин отбрасывает нож в сторону, снова сокращает расстояние между ними, обхватывает его руку с пистолетом, поднимает и наводит ее на себя. Прижимается к дулу своим лбом, смотрит в его глаза.
- Давай, спусти курок, свяжи нас серебряной пуповиной. Знаешь, а ведь многие делают ставки, кто из нас умрет первым. Великий мастер или же его творение. Все ставят на тебя, и я тоже поставила не в свою пользу. Говорю же, давай. Сейчас или уже никогда. Сделай это, докажи всем, что ты не боишься остаться один, докажи всем, что я пустое место. Давай, это же смешно, черт тебя дери!- Плечи Харлин начинают трястись, а по щекам идут слезы, но тогда от чего ей становится так легко? Она смотрит в его глаза, когда в ее не осталось ничего, кроме любви. И это страшнее чем все остальное. Сломалась, окончательно, бесповоротно, на выброс. Но только одной ее любви мало. И она открывает все карты, вытряхивает все запрятанные козыря, позволяет ему сделать свой ход, принять решение за них обоих. Снова. 

Негромкий шелест шестеренок заработавшего механизма врывается в сон Арлекинши, проникает в сознание, заставляет открыть глаза. Что-то не так. Садится на привинченной к полу кушетке с тонким перьевым матрасом, разминает пальцами ранее сломанные кости. Фантомные боли до сих пор не проходят. Кажется это ее участь, насмешливый рок судьбы. Но так лучше, чувствуешь боль - значит еще жив. Над головой появляется тонкая расщелина, впускающая в ее клетку лунный свет. Харли завороженно глядит на играющее пылинки, пока тяжелый метал расходится в стороны, освобождая ее клетку от дополнительной защиты. Стоит отдать должное Белль Рив за их осторожность, или дело тут в умственных способностях Уоллер, не важно, итог один - не сбежать, не вырваться. Да и зачем пытаться, принцессы из сказок не ищут путей спасения, они ждут своих принцев, или же демонов. И она ждет, ненавидит себя за это, ненавидит его за другое, но ждет. Надежда, ее ведь не отнять. Даже безумные не лишены этого разрушительного чувства. Больше ничего не остается. Харли поднимается со своего места и смотрит вперед, в тень. Кончики пальцев дрожат, когда обхватывают собой холодные прутья клетки. Высокая фигура в тени не спешит, дает воображению Харли разыграться. " Мистер Джей, ты пришел за мной? " -   Молит она в своей голове, если это он, то она сейчас простит ему все. Всегда же прощала. И в этот раз сделает это, ведь пришел же. Волновался? Скучал? Рискнул ради нее пробраться в самую ужасную и защищенную тюрьму мира. Отнимает одну руку, протягивает ее вперед. Старается дотянуться, но он так предательски далеко, как всегда. Вжимается в прутья, еще немного еще чуть-чуть и она сможет дотронуться... ...но это не он. Фигура отрывается от стены и выходит на свет, разрушая собой прекрасный мираж. Улыбка, но не его. Это похуже любого удара в солнечное сплетение. Надежда в голубых глазах гаснет, а девушка вся сжимается, оседает на пол, хватаясь за ткань над пульсирующей сердечной мышцей в грудине. -Харли Куинн, прекрасный Готэмский Арлекин  и знаменитая клоунесса. Какая-то ты совсем не веселая,- мужчина присаживается перед ее клеткой на корточки, просовывает руку, затянутую в зеленую перчатку, сквозь прутья и поднимает женское лицо на себя. Он смотрит в ее потерянность. В его глазах жалость, которую она так ненавидит, но что уж поделать, она и такому посетителю рада, -  впрочем, я бы тоже не был весел в твоем положении. Давай так, я загадаю тебе загадку. Если ответишь правильно, то я помогу тебе выбраться отсюда, не отгадаешь... ну значит ты не достойна моего затраченного времени, согласна? - И она кивает. Ее терпение кончилось, она больше не может ждать своего демона. Нужно двигаться дальше.

в евангелии сказано: "истина сделает вас свободными".
не верьте.
порой истина закрывает дверь в камеру и запирает ее на тысячи засовов.

Наступила весна и, вместе с пришедшим теплом, город заполнился запахом трупных разложений. Гниль была везде. Едкая и вязкая, она забиралась даже в самые укромные закоулки города. Хотя нет, Токио к тому моменту уже нельзя было назвать городом. Он был ареной для выживания.
Сначала все было не так плохо. Когда первый шок спал, люди стали сбиваться в небольшие кучки. В то время воды и еды было еще много. Выжившие старались помогать друг другу. Появилось новое общество стремившееся к равенству. Но мы ведь люди, мы не можем быть равными. Мы всегда будем делиться на тех, кто управляет и тех, кем управляют. Конечно, правительство не дремало. Я хорошо помню тот момент, когда в порт прибыл огромных размеров лайнер, который все между собой называли "ковчег". Они твердили нам, что на этом спасительном корабле есть место каждому, что нам стоит только немного подождать, и каждый сможет подняться на борт, только сначала нужно собрать как можно больше запасов. Как же все мы были глупы. Наши глаза застилало дикое желание вновь примерить на себя иллюзию прежнего мира. Но самое страшное в этом было то, что ведомые этим пламенным желанием, люди вновь стали убивать друг друга. Вырывать запасы у тех, с кем они еще вчера спали плечом к плечу и укрывались одним одеялом, нести их к кораблю. Это начало быть похожим на соревнование кто принесет больше. Однако, никто так и не смог даже на миллиметр приблизиться к этой неуловимой мечте.
А потом появилась причина. Началась эпидемия. От постоянного вдыхания трупных газов, у людей начали появляться гнойники на коже, повышение температуры, лихорадка и, в конечном итоге, еще больше трупов. Не стоит говорить о том, что теперь всем стоило забыть о возможной спокойной жизни в теплой каюте, в которой бы была небольшая, но мягкая и чистая кровать, душ и шкафчик с разноцветными корешками книг. Все это было в прошлом.
Люди вновь столкнулись с обманом, снова глотнули разочарования. И вот тогда начался второй круг ада.
— — —
Глупо. Думать о ком-то другом - это так чертовски глупо с его стороны. Прошло пять лет, а он так и не смог избавиться от чувства вины. Его не было рядом тогда, он не сними сейчас. Сжимает ладони в кулаки, впивается ногтями в собственную кожу, причиняет себе боль. Незнакомка кривит губы в усмешке и направляет на него пистолет. Все тело сводит судорога, заставляя юношу замерить на месте. Карие глаза смотрят в темноту дульного отверстия, а время вокруг них замирает. Сейчас? Словно в замедленной съемке, Сэн видит слегка дрогнувшую руку, курок спущен, пуля выпущена. И на мгновение вся тяжесть реальности сползает с его тела. Легкость, эта заветная и такая долгожданная легкость. То, чего он так давно ищет, то, к чему он так стремится. Он уже чувствует привкус свободы, но нет, его время еще не пришло. Натренированное тело, двигающееся в резонансе с желанием, изворачивается в последний момент и пуля проносится мимо. Время снова набирает темп и идет своим чередом, а реальность вновь обрушивается на его плечи невидимым грузом, выбивает весь воздух из груди прямым и точным ударом под дых.
почему ты так силен? почему ты никак не подохнешь?
все просто. вы хотите жить и боитесь последствий неудачи, а я хочу умереть.
Девушка теряет сознание и оседает на разрушенный асфальт, она больше не опасна, но рука японца все же тянется за охотничьим ножом. Сэн не любит огнестрельное оружие, он предпочитает отнимать жизнь собственными руками. Прямой контакт, прямое соприкосновение, больше шансов на проигрыш. Выстрел был слишком громким, могут нагрянуть нежданные гости. Ногой он ударяет по женской руке, выбивая из ее пальцев рукоять пистолета. Грубо, но стрелять в него тоже был не самый дружелюбный поступок. Кто же ты? И может быть стоило пройти мимо, стоило идти своей дорогой, ведь понятно - эта девушка не из тех, кому нужна помощь. Но что-то не позволяет уйти. Глаза, ее взгляд. Рассеянный и затуманенный, ее негромкий шепот, растворившийся в завывании ветра. Митсуджи не склонен к помощи тем, кто в него стреляет, но она. Юноша садится на корточки и вглядывается в бледные черты лица, скрытые за кровавыми разводами. Не ее кровь, она кого-то убила. Намеренно? Защищалась? Огрубевшие пальцы тянутся к спутанным волосами, аккуратно убирают пряди, что путаются в длинных ресницах ее закрытых глаз. Женское лицо кажется таким юным - эта мысль заставляет содрогнуться. Он прикрывает глаза и видит лицо сестры. Видит как она взрослеет. Видит ее ровесницей этой спящей леди. У нее отняли жизнь, так почему он должен дарить продолжение жизни кому-то другому? Эгоистично? Да, но в этом мире все эгоисты. Сэн поднимается на ноги и двигается прочь. Один шаг, второй, третий - он считает их, чтобы не думать о чем-то другом.
Сээээээн...
Детский веселый крик, полный любви и обожания. Он звенит в его ушах, он заставляет остановиться.

Нас могли спасти, но никто этого не сделал. Мы кричали и умирали под завалами, но на наш крик никто не пришел. Она кричит, ты не слышишь? Она кричит и просит о помощи. Не будь таким, как они. Будь иным. Спаси ее, Сэн.

На смежной улице раздаются голоса. Смех и бурное обсуждение. Они еще далеко, но они идут сюда. Запас времени на исходе, ему нужно решать. Быстро и уверенно. Колебания непозволительная роскошь, ведь на кону стоит ее жизнь. Сэн оборачивается и смотрит на незнакомку. Смотрит на ее сжавшееся тело, даже в бессознательном состоянии она старается защититься. Смотрит на ее израненные камнями босые ноги. Должен ли он подарить ей жизнь? Должен ли он пожертвовать всем, что у него есть сейчас, ради этой девушки? Должен ли он самолично разрушить свое затянувшееся одиночество компанией европейки, которая пыталась его убить.   Давай, Сэн. Ты же устал от всего, может она сможет подарить тебе то, чего ты так жаждешь. Сделав еще один глубокий вдох, юноша делает окончательный выбор и кивает. Пути назад нет. Голоса все ближе, но они уже не волнуют. Он готов драться. За нее, за себя. За свою смерть, за ее жизнь.

На войне наступает момент, когда надо переступить последнюю черту. Эта черта отделяет то, чем ты дорожишь, от того, что требует от тебя война. Если он не сможет переступить эту черту, война будет окончена, и он проиграет.
Его сердце - война. Их лица - поле боя.

длинными ночами ему снится холод серого, расчерченного белыми полосами, асфальта под обнаженными лопатками. его глаза утопают в голубизне ясного неба. его грудная клетка равномерно вздымается вверх, вниз. он спокоен и умиротворен - дошел до высочайшей точки равнодушия. а вокруг него бродят птицы-падальщики. они важно кружат вокруг него, цокая острыми когтями по бетону, сокращая расстояние до своей жертвы. подходят вплотную, вонзают свои изогнутые клювы в его плоть. он не видит своей крови, он не чувствует, как очередной шмоток его мышц отрывается от костей, чтобы раствориться во всеядных желудках. он просто знает, что растворяется. рассыпается на куски. просыпаясь, он не кричит. не вскакивает с кровати, не обливается холодным потом. его сердце не пускается в бешеный галоп и не пытается вырываться из своей реберной клетки. он дышит ровно и размеренно. вот только боль, что он не чувствует во сне, становится реальным пульсирующим гейзером, вместе с краснотой засохшей крови под ногтями и рваными полосами на груди, руках, спине, шее. это его наказание.

Скажи, наша встреча была уготовлена нам судьбой? Я не думаю, что я смог что-то дать тебе, когда ты подарила мне часть меня самого. Ты была той, кто вскрыл мои раны, выпустил гной и нанес на них рисунок из рваных неаккуратных стежков. А еще ты была чертой, тонкой, аккуратной, но пульсирующей. Чертой, которая пролегла в моей душе под словом "одиночество". Ты бурлящий вулкан, я холодное горное озеро. Тебе нужно выплескивать свои эмоции, мне нужен штиль и спокойствие, которые поглотят меня с головой. Ты убивала ради своего удовольствия, я нес смерть только ради своей защиты. То, что мы разные, мы поняли сразу, но, вынужденные учиться приспосабливаться к новой реальности, мы держались за руки друг друга.
Я помню яркое горячее пламя, которое поглощало собой лица моих родных. Как оно играла в твоих равнодушных глазах. Ты держала горящую фотографию двумя пальцами, словно она была чем-то отвратительным, чем-то грязным. Мне тогда впервые хотелось тебя убить. Погрузить свои руки в твое вспоротое тело и вырвать еще бьющееся сердце. Ты делала мне больно, так почему я не могу сделать это в ответ?
- Ты должен отпустить их, Сэн. Они остались в прошлом, а ты здесь. Отпусти их, только так ты сможешь выжить. Сможешь двигаться дальше... - Ты хотела еще что-то сказать, но я не дослушал. Сорвался с места, запуская пальцы в твои длинные волосы и направляя твою голову на встречу с бетонной стеной. Во мне была злость, в тебе было.. я не знаю что в тебе было, но оно заставляло тебя впиваться в мое тело зубами. Мы не жалели друг друга тогда, но все равно дрались не в полную силу. А после мы лежали на холодном полу, тяжело дышали и смотрели в глаза.
- Тебе стало легче?
- Да, а тебе?
Ты кивнула и растянула свои губы в улыбке, так сильно, так завороженно, что капелька алой крови выступила из нанесенной ранее раны. Я протянул свою руку и аккуратно растер ее большим пальцем, чтобы после попробовать ее на вкус.
Той ночью, держа тебя в своих объятиях, мне впервые не снились кошмары.
...а потом ты ушла.
— — —
Сэн удобнее перехватывает тело девушки и продолжает идти. С такой ношей тяжело передвигаться, тяжело скрываться, но эту часть города он знает как свои пять пальцев, так что добраться до своего дома ему удается незамеченным. Как только японец переступает невидимую линию своей территории, скопившееся напряжение отступает. Здесь ему никто не ровня. Каждая стена, каждая крыша - они исследованы до нельзя. В каждом углу припрятано оружие, под каждой насыпью сухих листьев припрятана ловушка. Его дом - его крепость. Только один человек может тут выжить - она.
Митсуджи поднимает глаза на фигуру в тени и слегка закатывает глаза. Этот день явно хочет свести его с ума. Он столько времени жил спокойно и тут на него свалилось сразу столько всего. Его спокойствие разлетелось на части, а бурлящий мир так и грозится затянуть в свою пучину. Но почему именно сейчас? Может время пришло? Пора вырваться из своей скорлупы и уверенно встретить новый день, в котором уже не будет все как прежде.
- Соскучилась? Или у тебя ко мне какое-то дело? - Сэн равнодушно проходит мимо своей гостьи и продвигается вглубь разрушенного дома. Сегодня ясное небо и свет луны, что проникает сквозь пустые оконные рамы, позволяет уверенно ориентироваться в темноте. Добравшись до одного из дверных проемов, где раньше находилась комнатка коменданта здания, Митсуджи аккуратно опускает свою ношу на старый пружинистый матрас. Мышцы пресса и плеч болезненно ноют от постоянного напряжения, приходится разогнуться и сделать пару движений, чтобы их размять.
-В любом случае, раз пришла, то не могла бы ты мне помочь? Принеси сверху воды и какую-нибудь одежду...- Снова юноша обращается к гостье, но в этот раз уже не язвительно, а устало. Все сегодняшние приключения немного вымотали его. -Пожалуйста, а после я отвечу на любые твои вопросы.-
Элис острит, но все же уходит. И, если честно, от ее язвительности Сэну становится легче. Что-что, а эта девушка никогда не изменяет себе, может именно по этой причине японцу так нравится, когда она наведывается к нему. Она заставляет его улыбаться, нет, чаще, конечно, она его злит и пытается вывести из зоны комфорта, но все же.
Пока Элис ищет все необходимое наверху, Митсуджи достает из рюкзака веревку и аккуратно, но умело, связывает женские руки и ноги. Так надежнее. А после, снова оглядывает ее тело на признаки глубоких ран.
Не может быть! Сэн отбрасывает вьющиеся волосы в сторону и несмело ощупывает женское плечо. Он аккуратно надавливает на прохладную гладкую кожу, на которой еще час назад была неглубокая царапина. Японец точно помнил ее, он еще тогда обратил на нее внимание, но сейчас это место было чистым и ровным. Что здесь происходит? Сняв с себя куртку, Сэн укутывает ей незнакомку, а сам задумчиво рассматривает ее лицо. Краем слуха брюнет слышит, Элис возвращается. Рассказать? Но я не уверен в том, что видел. Однако, Элис может что-то знать об этом. Может это ее ребята сделали что-то подобное? Нет, это слишком рискованно, лучше ей пока что ничего не знать. Надо дать шанс девушке очнуться и все объяснить.
-Спасибо... - Юноша забирает у девушки ее ношу и присаживается на край кровати. Выплескивает немного воды на кусок тряпки и прикладывает ее к грязному лицу незнакомки, аккуратно смывает с ее кожи кровь. Благо, талый снег позволял не волноваться о дефицита воды. -Так что ты тут делаешь?